Пять песен о любви Цары Леандер
Цара Леандер, звезда третьего рейха, любимица Геббельса, одетая в меха, шелка и туманы, с низким чарующим контральто, от которого сходят с ума все немцы, кинодива, чьи фильмы собирают залы...
Цара, живущая под постоянным контролем - ни шагу в сторону без одобрения "надсмотрщиков", не имеющая возможности даже самостоятельно выбрать себе платье или украшения, работающая по 19 часов в сутки 6 дней в неделю, поющая, пляшущая и улыбающаяся, но молчащая... не видящая своих детей, и не имеющая шанса вернуться в свою родную Швецию... Ни за что и никогда...
Мне страшно и плохо, я хочу плакать, но плакать нельзя, рядом Элеонора Бауэр, и я улыбаюсь, говорю как верная подданная Германии и молчу о важном.
Но воздух Франции, куда мне чудом удалось вырваться на несколько дней, уже пьянит меня.
Герр Ландао не приехал. Мой надсмотрщик, мой охранник, мой любовник, мой палач - моя самая большая ненависть и уже иногда почти любовь - не доехал до замка, его задержали дела, и я наслаждаюсь его отсутствием. Хотя - чувства не обманешь - и я все еще чувствую его присутствие, как чувствует жертва, что где-то, невидимая ее взгляду, крадется по ее душу гончая с острыми зубами. Я ощущаю его присутствие, но иногда могу расслабиться и улыбаться другим людям.
Не ему.
Я опаздываю к обеду в честь дня рождения моей подруги по переписке - и вхожу в комнату, где уже сидят за столом трое мужчин и сама хозяйка. Все мило и тихо, светские беседы на тему искусства, и я говорю свое веское - то, что потом буду доказывать все последующие два дня - все в мире делается и создается из-за любви.
Любовь.
Только она - причина и повод для всего. Любовь разная. "Даже к родине?" - шутит графиня, и я улыбаюсь - "Да, и к Родине, а еще к деньгам, власти, смерти, но главное - это все же настоящая любовь. К другому человеку"
Напротив сидит Эмиль Яннингс, актер и продюсер, в военной немецкой форме, из-за чего то пятно, каким я вижу его - становится серым снизу и светлым там, где должно быть лицо. Он сидит и улыбается мне. И смотрит на меня.
Да, я слепа, я почти слепа, но не могу одеть эти чертовы очки, потому что звезда моего масштаба не может быть слепа, и я хожу под руку с сопровождающими, а они рассказывают мне, кто мне улыбается, кому стоит поклониться в ответ и куда следует наступить ногой, чтобы не упасть.
Сейчас я тоже слепа - но я знаю, когда мне улыбаются, а когда на меня смотрят.
Это словно обмен энергией - ты ощущаешь ее передачу сквозь воздух, чувствуешь как заряжается энергией поле вокруг себя, ощущаешь как загорается кожа.
Сейчас тот самый случай - я знаю, что нить уже протянута и я разрешаю ей протянуться и в обратную сторону.
Ландао, ты зря не приехал. Цара наконец на воле и она хочет внимания и любви. А не ненависти и покорности.
Комната наполняется новыми гостями - к писателю, актеру, певице и меценату добавляются оператор, скульпторша, аристократ с балериной и жена мецената. Бомонд, высшее общество...
Эмиль приехал без своей спутницы - она застряла где-то в пути в другой машине, и этим можно было бы воспользоваться, но сейчас он сидит и не отрываясь смотрит на приехавшую "музу" оператора - и настороженно смотрит. Я понимаю это, потому что нить стала прерывистой, она больше не цепляет только меня, она раздвоилась и расплескивается, и петляет по комнате, как клубок, который разматывает игривая охотница-кошка.
Приходят певички из деревни, юные испанки, поют высокими пронзительными - до дрожи - голосами. Красиво поют. Я так не умею. Мой голос дрожит, как гитарная струна, когда я пою по-французски, а сегодня, или завтра - я собираюсь петь именно на этом языке - я вырвалась из Германии всего на пару дней, но я хочу побыть француженкой хотя бы эти дни.
В деревне поговаривают об археологах, которые копают под замок, постоянно приходят какие-то люди по душу графини Каркассон, и я даже толком не могу пообщаться с моей давней подругой... подругой...мы даже не виделись ни разу, все наши 15 лет "дружбы" - не более чем сотни писем в ящике в моей квартире. Дружба...
Опять кто-то приходит и зовет графиню - смесь французского, немецкого, английского наполняет комнату - все желают знать кто пришел к нам на этот раз, и пятно-Эмиль выходит разобраться с вновь прибывшими.
Мы ждем его возвращения с новостями, и я - я искренне ожидаю с разбега открываемой двери, но возвращаясь в этот раз он стучит.
Он уже выходил до того, и всякий раз возвращался иначе, чем прежде, и мы с Бауэр - это все французское и испанское вино, которое привезли гости - делаем ставки и сообщаем ему наше пари - я настаиваю, что он врывается в двери как к себе домой, а Элеонора, что он вежлив и предупреждает о своем приходе в комнату.
Пятно-Эмиль улыбается и говорит, что в следующий раз он обязательно даст нам понять, кто из нас выиграл, а сейчас он снова садится напротив Камиллы - девушки-скульптора, музы, сопровождающей оператора Филиппа - и изучает ее лицо.
Ишервуд рассказывает о своей книги о Германии, о будущей и еще не изданной книге, повествующей о том, как изменилась Германия и как она быстро, семимильными шагами идет в сторону войны...
Новость, можно подумать.
Я уже говорила об этом с Геббельсом, я уже знаю что скоро все обрушится, и единственное что меня волнует в этом ожидании - это мои дети и их безопасность, не более.
Но отрывок из книги я слушаю внимательно и серьезно, попутно думая, что напишет в своем отчете Бауэр.
Ишервуд читает на английском. Я плохо знаю этот язык и мне сложно понять все перипетии сюжета, хотя главная мысль не ускользает от моего сознания.
Мне скучно и пусто.
Я все настоятельнее хочу петь, и спрашиваю хозяйку о пианино в большом зале.
Я хочу спеть и вернуть себе внимание Эмиля.
Я хочу вернуть эти чертовы нити себе.
Нет, сегодня все же не до песен. Пианино в зале расстроено, гости выпили слишком много вина, и все расслаблены и желают спать.
Вечер заканчивается слишком рано - сейчас всего 4 часа утра, мне мало этого времени, я слишком хочу наслаждаться свободой, но гости расходятся и я вслед за ними отправляюсь в свою комнату.
Элеонора тоже расслабилась, я не ожидала от нее подобного, но она уходит в свою комнату раньше меня и даже не приходит проконтролировать мои ночные процедуры и манипуляции перед сном.
Воистину... Франция пьянит всех.
И я даже жалею, что эту ночь провожу одна.
***
Утро начинается слабостью и головной болью. За стенами комнаты раздается шум, все уже проснулись, завтракают и развлекаются, а я лежу в постели и не могу встать.
Из деревни привели врача, он сделал мне укол. Почти не больно, но голова начинает кружиться чуть сильнее.
Графиня собственноручно приносит мне завтрак, я съедаю его и проваливаюсь в сон.
Мне снятся голоса, разговоры и перешептывания. Будто кто-то ходит здесь рядом и что-то обсуждает, я даже запоминаю рассказы и эмоции. Они причудливы и обретают цвет, форму, превращаясь в красочный кинофильм. Сон кинодивы. Сон наяву.
Просыпаюсь я от назойливого и однообразного стука в дверь. В ответ на мой голос раздается скрип дубовой створки, и в комнату неспешно входит Эмиль.
"Как вы себя чувствуете?"- улыбается он и садится в кресле напротив.
"А все-таки вы постучали, - отвечаю я и пытаюсь поднять голову от подушки, - я передам Элеоноре, что она выиграла пари".
"Зато я пришел к вам, а не к ней, - продолжает улыбаться голос и добавляет, - Вы почтите нас своим присутствием хотя бы немного попозже?"
"Да, я сейчас встану. Хотите конфет?"
Я и правда уже встаю, этот визит был последней каплей выдернувшей меня из небытия, я слишком хочу жить, чтобы продолжать пропускать жизнь мимо себя и дальше.
Глаза чуть припухли, но я смело рисую стрелки и крашу ресницы. Фрау Бауэр входит уже когда я одела платье и чулки, она даже не спрашивает, почему я одела именно это и что я сделала на своей голове. Странно, но так даже лучше.
Накинуть меха и выйти из комнаты.
Я появляюсь в большом зале, когда там идет прослушивание. Фрау Гесс и Эмиль слушают как молодые дарования из деревни читают вслух Шекспира. Попеременно - то за Ромео, то за Джульетту.
Сажусь за стол и прошу принести мне кофе - нужно окончательно проснуться, но наша горничная сейчас, смущаясь и краснея, как раз читает партию Ромео и мне приходится немного подождать.
"Вы проснулись?" - приветливо спрашивает графиня, входя в зал, и я со смехом рассказываю, что меня навестил герр Эмиль и я была вынуждена встать и выйти в свет.
"Кстати... Элеонора... войдя ко мне, он постучался в дверь... Похоже - пари ваше" - замечаю я и ищу глазами фрау Бауэр.
"Но пришел-то он к вам" - с усмешкой замечает та.
"Значит готовьтесь, - не уступаю я ей инициативу, - к вам он ворвется без стука. Так, Эмиль?"
" Может быть... - Эмиль сама галантность, - но поверьте, Цара, вам повезет больше..."
Фрау Гесс отбирает себе новых воспитанников, которых она повезет в актерскую школу, Эмиль читает стихи, графиня улыбается, мы все собираемся идти в деревню: говорят там убивают людей, но все это как-то слишком далеко, для того, что бы быть правдой.
По дороге в местный кабак меня ловит почтальон и отдает мне записку. Меня ждут через полчаса в местном винном погребе на дегустацию вина. Судя по подписи - это будет не дегустация, а тайное собрание. Значит, сюда все же съехались все члены братства "Зеркало Сна". Одна незадача, я не взяла с собой маску, столь необходимую мне на этой встрече, но вернуться обратно в замок под прицелом глаза Бауэр я уже не могу. Я еле уговариваю ее посидеть в кабаке и попить чаю, пока я схожу и куплю вино у местных винодельцев. С трудом, она соглашается, и меня ведут посмотреть винные подвалы.
За мной увязывается Эмиль, предварительно бросив свою прибывшую спутницу - молоденькую девушку в ярком зеленом платье - на попечение каких-то дам в кабаке все той же деревни. Туда же приходят еще какие-то люди, которые не хотят меня оставлять одну в темном подвале с бокалом вина в руке, но Эмиль их уводит, уверяя всех, что он знает меня и я спокойно справлюсь со всем сама, (конечно, при моем-то отличном зрении я убегу от любого зверя), а он после сам встретит меня наверху лестницы.
Я стою в подвале и жду. Я не понимаю куда мне двигаться дальше, зрение расфокусировано и я потерялась в пространстве. За спиной раздается шорох и в подвал спускается Эмиль... с чем-то белым в руках. У него маска?!
- Почему вы еще не там?! - шипит он и машет рукой в сторону больших бочек с вином, и я растеряно говорю, что я не знаю куда идти и у меня нет с собой маски: пока я шла из замка в деревню и я не предполагала, что она понадобится...
- Где она у вас? - шепчет он, выслушивает ответ, сует мне в руки свою и убегает.
Я одеваю маску на лицо и медленно иду в ту сторону, куда мне указал он и где - я теперь это вижу - чуть теплится источник света.
Мы не должны знать тех, кто стоит в иерархической лестнице братства выше нас под страхом смерти, а если случайно узнаем, то не должны выдать свое знание ни жестом, ни словом. Я не знала, что Эмиль входит в "Зеркало Сна", он меня знал и не был удивлен. Сейчас остается одно - сделать вид, будто ничего не было.
Я вхожу в темный подвал и молча останавливаюсь у мокрой стены.
Сверху капает вода, прямо на лицо и на плечи. Мы держимся за руки и проводим ритуал, задаем вопросы и надеемся на получение ответов. Мне становится плохо, ноги подкашиваются, очень трудно дышать, я чуть не падаю, но пока сеанс не завершится из круга меня не выпустят. Рядом справа высокая фигура, чья-то рука твердо держит меня за ладонь, когда я чуть оступаюсь от головокружения, человек поворачивает ко мне голову и смотрит на меня, и мне кажется, что это Эмиль. Я вдыхаю плотный воздух и задаю свой вопрос.
Все закончилось. В свою очередь я покидаю подвал и сейчас смотрю на высокую лестницу, по которой мне надо будет подняться наверх. Обещанного Эмиля там нет, хотя он покинул собрание раньше меня, и я должна поспешить - тот, кто уходит после меня - не должен меня видеть здесь без маски. Я с трудом карабкаюсь по ступенькам, руками нащупывая следующую, потому что перил нет, лестница слишком крутая и я на своих каблуках боюсь оступиться, упасть и разбиться. Какой же глубокий здесь погреб...
Я возвращаюсь в замок. В деревне говорят опять трупы - наш Филипп нервен и бледен - он трижды выходил из замка покурить свои сигары и трижды видел или убиенных, или как на кого-то нападают. Прослеживается явная нездоровая тенденция, его немного трясет и он вспыльчив и раним. Я хотела бы отвлечь его и спрашиваю, чем они все занимались сегодня утром. Оказывается, богема развлекалась стихосложением. Мне показывают стихи про археологов, это и правда - очень смешно и мило. Я опять жалею, что утром спала и не могла выйти к гостям.
Мы пьем чай с графиней, когда моего слуха достигает негромкий разговор Филиппа и Эмиля. Они говорят о женщине, и то что они говорят внезапным образом всколыхивает во мне мой сегодняшний сон. Картинки вспыхивают и возникают перед глазами, Эмиль смеется и преувеличенно громко высказывается о своей бывшей возлюбленной, Филипп так же громко говорит, что она все это время не может его забыть и рассказывает ему (Филиппу) о нем.
Я обдаю Эмиля через стол слепым холодным взглядом, и презрительно усмехаюсь, и отворачиваюсь от него - непозволительно вести подобные разговоры про женщину при всех. Даже ему.
Эмиль допивает свой чай и уходит.
В комнате где живет пара - молодой аристократ и его супруга русская балерина - шум и гам. И мы с Элеонорой, решительно стучимся и входим внутрь - сидеть в большом зале и слушать разговоры немцев и археологов про располосованных людей, про дикого зверя и тайные артефакты становится невыносимым.
В гостях у аристократов почти все гости замка - они играют в какую-то французскую карточную игру и смеются после любого открытия карт. Эмиль бережно справляется о самочувствии своей спутницы - юной певицы Роксаны - и настоятельно просит ее не покидать замок и поберечь его нервы. Она томно улыбается - я сижу на диване рядом и вижу блеск ее глаз почти четко - и небрежно закутывается в шаль, встряхивая гладко причесанной головкой.
Нить между ним и мной почти полностью исчезла с ее приездом.
Мне кажется, что меня выпустили на волю, во вкусно пахнущий цветами сад, пообещав сладостей, радостей и полную корзинку любви, а я стою сейчас в этом саду, и смотрю как колорадские жуки объедают мои цветы, чужие дети лопают мои сладости, а какая-то зелено-изумрудная девчонка уносит второпях мою корзинку.
От обиды - абсолютно детской обиды хочется плакать.
И я начинаю язвить и колоться.
Когда тебе делают больно, перед этим дав надежду на кусочек мечты, ты обрастаешь шипами и начинаешь колоться.
В комнате остаются одни дамы, мы еще немного играем в карты. Я безбожно проигрываю, хотя сижу уже почти что уткнувшись носом в стол, чтобы видеть где короли - отдали честь, где дамы - "Bonjour Madame!", а где валеты - "Pardon, monsieur!", но реакция у меня все равно плохая, да и стремления выиграть нет.
Я выхожу из комнаты и натыкаюсь на Филиппа.
Филипп ждет окончания разговора между Эмилем и Камиллой, своей музой. Этих двоих, оказывается, связывают столь давние отношения,.. и вот сейчас он ждет чем все закончится, чтобы наконец... завершить свой сценарий...
"Разве вы не любите ее?" - спрашиваю я, и он отвечает - "Нет... Она моя муза! Но у нас - нет ничего... Я просто наблюдаю за развязкой... Я просто подтолкнул их к объяснению и теперь жду чем все закончится"
И тогда я понимаю, что мой утренний сон не был сном.
Юная девушка, влюбленная во взрослого - слишком взрослого мужчину, который ждет идеальную женщину - темноволосую, актрису, чуть за 30, холодную, сдержанную и взрослую, и она - юная, 19-тилетняя, светловолосая, бесшабашная, наивная. Мне снился Эмиль, а теперь я понимаю, что эта история и правда была про него - про то, как девочка покрасила волосы, взяла уроки актерского мастерства, стала сдержанной и утонченной и пошла соблазнять мужчину своей мечты. И он купился, и прожил с ней полгода, и даже сделал ей предложение. И она приняла его и на следующий день исчезла навсегда.
А сейчас они сидят в моей комнате - и выясняют кто прав и кто виноват.
Я стучусь и захожу к себе - мне открывают - и иду к комоду, мне нужна пудреница и я более не могу ждать.
- Цара! - внезапно вопрошает Эмиль, и падет в мое кресло, в то, в котором он сидел утром, - ты будешь жалеть, если я умру?
- Я? - от неожиданности я давлюсь воздухом, но потом беру себя в руки и колко спрашиваю, - а разве мы с вами, Эмиль, пили на брудершафт? Мы уже на ты?..
- Хорошо, - смеется он, - Вы будет жалеть если умру я, Эмиль Яннингс, звезда кино и любимец немцев?
- Хотите... - я подхожу к нему близко, - дайте мне пистолет, и я помогу вам решить вашу проблему одним выстрелом.
- Но почему? - Эмиль уже на ногах и смотрит на меня сверху вниз. Я наконец вижу, какого цвета у него глаза - зеленого.
- Потому что вы - бабник, - четко и громко говорю я и смеюсь. Смеюсь и не могу остановится.
- Докажите, - он тоже улыбается, и нить снова растет и крепнет.
- Потому что вы не закончили роман с этой девочкой, - кивок на Камиллу, недвижно сидящую на диване и смотрящую сейчас на это дурацкое представление раскрытыми глазами, - потому что вы заигрывали со мной, и при этом - у вас еще такая милая спутница в соседней комнате сидит. Не многовато ли вам женщин... для одного маленького замка?
- Если он вам нужен - возьмите! - подает тихий голос Камилла, - у нас с ним уже ничего нет и не будет.
- Девочка...я не беру чужого... Если только это чужое не дает понять, что оно хочет, чтобы его взяли... - я выхожу из комнаты и иду к Филиппу пить кофе.
Идет абсолютно дурацкий разговор.
Я, повинуясь глупому порыву - после приватного разговора с Камиллой об идеалах и любви - новая девочка "нашего" мужчины - не подходит под тот обозначенный "идеал" совершенно, а он за нее цепляется, хотя при этом просил Камиллу опять стать той, кем она была пять лет назад - такой же... - все это говорит о том, что он все еще чего-то ищет и не может найти - поймала Эмиля на излете - он бежал к своей очередной даме сердца, и, приведя его в кабинет, всего лишь спросила его - "Не расскажет ли он про свой идеал женщины?"
Боже, какой простой вопрос, но в ответ последовало куча ненужных и лишних фраз. Эмиль ушел в глухую оборону и начал меня в чем-то обвинять, на 5-ой минуте беседы я уже перестала понимать его, и когда он внезапно стал спрашивать меня, почему я не уезжаю из Германии, я просто замолчала и расплакалась.
Эмиль едко и колко рассказывает мне, как мне повезло с моим положением, и что я не понимаю - мне хорошо живется, ведь была бы я еврейкой, и все было бы много хуже.
Я сижу и плачу. Он не понимает, что дети, находящиеся под присмотром немецких гувернанток где-то в пригородах Берлина - это самое страшное, что может быть в жизни. Что нельзя уехать, когда тебя держат детьми, и что он слишком жесток, говоря мне сейчас все эти вещи.
Эмиль вскидывает голову, говорит, что "вы не знаете...может я живу еще хуже чем вы.." и молча выходит из кабинета...
Да...поговорили...
Я слышу, как меня наконец-то ищет Элеонора, она даже открывает дверь в кабинет, но не замечает меня, а я сижу и засыпаю под аккомпанемент слез, льющихся из самого сердца прямо на пол.
В парадном зале пишут буриме. Я прихожу и через силу заставляю себя смотреть на всех, в том числе и на Эмиля, не показывая боль или обиду. Но удержаться от колкостей и иронии в его адрес я не считаю нужным. Я не скажу, что мне больно, я просто буду очаровательной язвой. Яволь.
Когда до меня доходит листок, я дописываю "мрачное и унылое" стихотворение и с удовольствием его зачитываю вслух.
Я опять блистательная Цара, мной восхищаются, меня слушают, а те, кто этого не понял - могут идти вон.
Меня вызывает на разговор молоденький офицер, не могу различить его чин. в полумраке я не вижу ни черта.
Он отводит меня на террасу... и просит дать ему автограф.
Первая мысль - сейчас я распишусь на листке, а потом мне припишут какой-нибудь пакость и скажут, что я подписалась под ней, но он просит именно автограф, и я пишу, старательно выводя его имя... пожелание успехов... и свое имя... Пока он подсвечивает мне фонариком лист бумаги и подставляет свой планшет для твердости.
- Я должен вас предупредить. - внезапно говорит военный полу-шепотом, - вами интересуется офицер СС... вы знаете почему это может быть?
"Ландао приехал" - первое, что думаю я. Приехал, и сейчас ходит вокруг и смотрит, что происходит и не пытаюсь ли я убежать... Страх окутывает меня.
"А может это тот эсэсовец, которого я видела в подвале на дегустации вина? но его я вообще не знаю..."
- Вы знаете, почему вами могут интересоваться?..
- Это абсолютно нормальное явление, - абсолютно спокойно и уверенно улыбаюсь я в темноту, - со мной обычно ездит один... офицер СС, но он временно отсутствует, его задержали... дела. Поэтому, может кто другой сейчас выполняет его работу. А почему... хм...
Вы знаете, что любое государство трепетно относится к своим произведениям искусства и следит за тем, чтобы они не пропали,.. не исчезли,.. и не были украдены? Не правда ли? Картины, музеи, скульптуры... звезды кино... Вы понимаете меня?
- Кажется да, - отдает мне честь солдат, целует руку и уходит вслед за высоким офицером.
Мы сидим в большом зале и пишем очередное буриме.
Яркий свет люстр успокаивает и не дает думать о плохом. Стены замка закрывают нас от ощущения опасности и от бушующего за окнами ветра.
- А вот почему бы вам прямо сейчас было не спросить меня про мой идеал женщины? - внезапно громко спрашивает Эмиль, и я чувствую его взгляд через пол-комнаты.
- Эмиль, вы трепло, - парирую я и продолжаю писать следующую строчку.
- Что-то случилось? - взволновалась Камилла, сидящая рядом со мной.
- Он просто позволил себе озвучить при всех наш приватный разговор, - вскользь замечаю я. У меня не складывается рифма, но похоже, сейчас все получится.
- Вот, видишь, дорогая, - Эмиль кладет ладонь на руку своей спутницы, - меня поймали по дороге, затащили в кабинет и начали там допрашивать, а ты мне потом говоришь, что я долго отсутствовал. А в этом нет моей вины!
Он смеется. Надо мной, над своей Роксаной, а она только мило улыбается и отвечает, что ничего не хочет об этом знать, ровным счетом ничего.
- Какая милая у него спутница, правда? - улыбаюсь я довольно - буриме сошлось, новый шедевр можно озвучивать.
- Я могу понять, что он обсуждал меня при всех с Филиппом, но что... он вот так с вами... - девочка расстроена, и я провозглашаю новость, которая должна ее отвлечь - я так увлеклась, что дописала буриме за всех, и сейчас прочту "Внезапное" стихотворение.
Громко, с чувством и с... любовью.
Без сомнения!
С огромной любовью!!
Под вечер Цара пела.
После неожиданно-шутливой распевки с Эмилем, когда оба они разговаривали о разном и, может быть, даже важном - фразами, вплетенными в музыкальные строки.
После очередного принесенного полумертвого тела в замок.
После выстрелов на улице - Цара пела.
Пять песен о любви.
О том, как ее ждут точно птицы весну.
О том, как она не приходит под падающий снег.
О том, как ее придумывают чтобы не жить в пустоте.
О том, как она возвращается и раскрашивает мир.
О том, как к ней возвращаются слишком поздно.
Цара стояла у старого патефона, он скрипел и шуршал, и рождал в мир музыку из обрезков нот и звуков, а Цара пела.
И в этот момент, она точно знала, сердце мужчины, что сидел к ней ближе всего и ловил каждый звук ее голоса, действительно принадлежало ей.
Завтра она вернется в Берлин, и еще долго будет вспоминать зеленые глаза этого мужчины, которые она увидела очень ясно и отчетливо, когда на одной особенно высокой ноте повернула к нему голову и адресовала следующую строку именно ему:
"Tombe la neige.
Tu ne viendras pas ce soir...
Tombe la neige.
Et mon coeur s’habille de noir..."
В это холодное, холодное лето, на мое сердце упал первый снег. Я ждала тебя, возможно всю жизнь, а ты так и не пришел ко мне. Но сейчас, в этот момент вечности - ты мой, и об этом мне говорит и твой взгляд, и твоя напряженная фигура, и и те нити, что тянутся, тянутся, и опутывают мои легкие, так что я почти не могу петь, а мой голос дрожит как гитарная струна.
Я уеду, но я буду помнить тебя и этот вечер всегда...
***
Через 5 дней начнется вторая мировая война.
Цара и Эмиль больше никогда не увидятся.
***
Приложения
Приложения
Поэма об археологах
Поэма об археологах
Оптимистическая и жизнеутверждающая
не смотря ни на что.
"Нет повести печальнее на свете, чем..."
Десять археологов отправились в дорогу.
Добрались только девять, но девять тоже много.
Девять археологов копаются без спроса
Один свалился в яму, и их осталось восемь.
Восемь археологов копались целый день.
Один пернапрягся и их осталось семь.
Семь стройных археологов отправились поесть,
Обедали в деревне, и их осталось шесть.
Шесть сытых археологов ушли копать опять.
Лопата соскользнула и их осталось пять.
Пять трезвых археологов пили шнапс в трактире.
Но после пары литров осталось их четыре.
Четыре археолога уже открыли Трою.
Но тут проснулся Шлиман, и их осталось трое.
Три грустных археолога у крепостного рва
К обеду ров зарыли и их осталось два.
Два мудрых археолога решили, что их мало,
Набрали аспирантов, их снова десять стало.
***
(дополнение от Цары, посвященное графине Каркасон, ожидающей мужа и половину челяди замка с ярмарки в Тулузе, и свято верящей, что с его приездом все бедствия разом закончатся)
Но только археологи вновь ринулися в бой,
Вернулся муж графини, и их осталось ноль.
Уныло-мрачное стихотворениеУныло-мрачное стихотворение
В деревне унылой мрачнело кладбИще
С единственной мрачно-унылой могилой.
Лишь ветер унылый над ней мрачно свищет,
Над склепом проносятся птицы уныло,
И звезды укрылись за мрачные тучи,
В тиши раздается вой лютого зверя.
Но мрачный охотник, в несчастье не веря,
Уныло крадется, спускается с кручи,
И твердой рукой поднимает берданку,
Но, право, остался бы дома он лучше!
Погрыз бы уныло зубами баранку,
Молясь о душе, чтоб не стала заблудшей.
А бедный охотник, не веря в приметы,
Уныло и мрачно, но крайне упорно,
Крадется по лесу и мрачным сонетом
Луну воспевает. Аккордом минорным
Полна его мрачно-унылая песня,
тоской, что сегодня ушел зверь от пули...
"Что жизнь моя нынче?! Уныла и пресна!
Опять как ребенка меня обманули!
Ведь я так хотел пообедать тобою,
А нынче придется обедать травою!"
про баранку писал голодный Эмиль. Его, видать, не кормят...))
Внезапное стихотворениеВнезапное стихотворение
Внезапно я встретил прекрасную даму,
Внезапно увлекся, Внезапно влюбился,
Внезапно она оказалась упрямой,
Внезапно я даже на даме женился.
Внезапно настали суровые будни
Внезапно она родила трех китайцев,
Внезапно принес холодец я из кухни,
Внезапно уселся поесть среди зайцев
Внезапно Внезапность у зайцев случилась -
Внезапно два зайца еще получилось.
Внезапно я осознал, что все зайцы
Внезапно размножились словно китайцы
Внезапно жену я спросил сгоряча:
"Любимая, помнишь того усача,
Который Внезапно мне ночью приснился,
Когда я Внезапно в Москве очутился,
Среди одинаково милых китайцев
Внезапно прыгучих, как сотни тех зайцев,
Что также внезапно тебя напугали,
Когда по лесам от меня убегали?
Ты помнишь?! - спросил я внезапно супругу!!
Внезапно... она умерла от испуга...
БлагодарностиБлагодарности
Мастерам - спасибо) Пусть не все сложилось, и не все заехали, и Царе пришлось жить не так, как она привыкла и планировала, а СОВСЕМ по-другому - но жизнь-таки удалась
Эмильяннингс - спасибо за воодушевление и за нити любви В общем - ты сам все прочтешь выше
Супруги Гесс - вы были очень хороши и милы. Кто скажет, что вы были почти что во главе такого могущественного братства, ну, кто? Отрубите ему голову за возведение напраслины))
Филипп Агостини!!- Огромное спасибо за общение и за патефон в особенности
Камилла - не переживайте, все у вашей героини сложится. Главное - найти ПРАВИЛЬНОГО мужчину.
Кристофер Ишервуд...мммм...вы были таким няшкой...просто мимимими, ужасно. что я говорю это, но вы были очень аристократичны, вежливы, корректны и вообще - просто вах)
Графиня Каркасон - спасибо за заботу и приятное общество)ну, и за сыночка. который устроил веселую жизнь всей деревне))
Роксана простите, что так открыто и бессовестно отбивала у вас мужчину Хотя, по-честному - Царе ни капли не стыдно, ну, просто вообще
Элеонора Бауер - вы слишком прилично себя вели, Франция вас испортила) Вы абсолютно не доставляли мне проблем и от лично Цары - вам спасибо Она порезвилась вволю.
гауптман Хейн Вайгель - ааа!) Своим внезапным признанием - вы сделали мне игру)) Мерси!!))))
и лично моему спутнику Николаю - огромное спасибо за то, что помог мне приехать и уехать с игры)))
Что сделало мне игруЧто сделало мне игру
Эпизод 1.
После игры ко мне подходил гауптман Хейн Вайгель, и рассказал, что сделало игру ему.
Этот рассказ, в свою очередь, сделал игру мне.
" Цара! Вот представьте - ночь, мы под стенами замка. Где-то наверху светит окно и слышно как Вы поете... а в это время... внизу... гибнут немецкие солдаты... Это было так! красиво!!! Ваш голос,.. и они умирают! "
К слову - своих немецких солдат - гауптман Хейн Вайгель убивал сам.
Эпизод 2.
Как ни странно - опять Вайгель. Но уже наутро после игры.
Я уезжаю, стою на пороге с вещами, и тут подходит он, и говорит, что хочет еще поехать на те игры, где я буду петь.
Потому что из-за того, что в замке он был крайне мало, слышал он тоже... крайне мало...
Я честно отвечаю, что это была первая игра, на которой я пела вообще, и вижу, что мне самое меньшее не верят, а так - просто удивляются.
Эпизод 3.
Роксана сидит после игры, напротив - Эмиль и я.
И эта изумрудная девочка говорит нам:
- Мне, конечно, чисто по-женски было обидно... но я же понимаю.. кто я, а кто - Цара Леандер...
Занавес
Эпизод 4.
Непрерывный.
Огромное спасибо обитателям замка за постоянные шутки (уже вполне себе местные идиоматические выражения, N'est-ce pas ? ) вроде:
- Эммм... а как вы думаете, какой язык самый красивый? Я вот слышал китайский, он очень, ОЧЕНЬ похож на русский! А немецкий - самый мелодичный! Особенно тот, на котором говорят в Швеции!
(разговор длится уже минут 15)
- Так стоп. Где языковой маркер?! Мы на каком языке говорим? Французский? Ишервуд, вы опять 15 минут ничего не понимаете - сейчас я вам переведу - эти люди хотят пить и веселиться. Ферштейн?
- Йа-йа!
- Есть такая пословица...вы знаете, что лягушка по-французски - это ля грэнуйй? Так вот, дер гренуйй по дер болоту дер шлеп, дер шлеп, дер шлеп...
- А почему произошло вот это (убийство/потоп/снята картина/съеден борщ)? Цара?
- Исключительно от любви!
- А мы и не сомневались в этом!
- И что там ваша любовь! Любовь бывает такой разной!
- Дер шлеп, дер щлеп, дер шлеп?
- Нет, дер чпокен, дер чпокен!
- Боже мой, когда же граф вернется из Тулузы...А заодно и горничная... И ваша спутница - она тоже там?
- Хороший же город этот, Тулуза, туда все уезжают на эту ярмарку! Целыми замками!
- И, вы знаете, оттуда очень трудно вернуться!
Люди, я вас люблю!)))
И пожалуй, я очень хочу обратно....(
Немного фото Цары